— Кацураги-сан, я и не думал, что у вас в клинике бывает… Такое! — воскликнул Камада Рокуро. — На прошлых местах работы у нас были очень скудные корпоративы. И все они проходили за пределами клиники. Уж точно не в конференц-зале!

— Если честно, я сам вижу такое впервые, — улыбнулся я. — Видимо, новое руководство решило поддержать боевой дух своих сотрудников.

— И это мне по душе, — кивнул реабилитолог. — Кстати, Кацураги-сан, больше никаких проблем с вашими пациентами не возникло. Все приступили к реабилитационным процедурам. Оснащение вашей клиники меня очень радует, я такого ещё нигде в Токио не встречал!

Камада Рокуро ещё долго рассказывал мне о своей работе, пока я набивал живот рисом, рыбой и овощами. Но моё внимание привлёк Такеда Дзюнпей. Он сидел один в углу конференц-зала с бутылкой сакэ в руках. И она уже была практически пуста.

— Извините, Камада-сан, вынужден вас покинуть, — сообщил я, прошёл через толпу танцующих без музыки коллег и присел рядом с Такеда Дзюнпеем.

— Кацураги-сан? — с полузакрытыми глазами произнёс он. — Пришли позлорадствовать?

— С какой стати я должен это делать? — не понял я. — Такеда-сан, буду откровенен, выглядите вы слишком уныло для этого праздника.

— Так же, как и вы, — усмехнулся он. — Я пью в одиночестве, а вы совсем не пьёте. Мы оба непохожи на наших коллег.

Я всегда считал, что пословица «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» очень правдива. Меня беспокоило ментальное состояние Такеды. Он выглядел подавленным.

— Я так хотел вернуться назад — на десятый ранг, — вздохнул он. — Но вы меня опередили, Кацураги-сан. Теперь у вас пятый, а у меня четвёртый. Видимо, дальше продолжать нет смысла.

— Такеда-сан, а вам так важно вернуться на десятый? — спросил я. — Зачем?

— Хочу исправить допущенные ошибки… — вздохнул он. — Боже, я такой идиот, Кацураги-сан. Полгода мстил Эитиро Кагами за то, что он меня понизил. И всё для чего? Кому от этого лучше? Он ведь был вынужден так поступить. Я допустил врачебную ошибку, и он понизил меня до первого ранга. Это я виноват, а не он.

О том, что Такеда Дзюнпея понизили из-за врачебной ошибки, я знал уже очень давно. Но мне пока что так никто и не рассказал, что натворил мой коллега.

— Вижу, вам интересно, Кацураги-сан… — прошептал Такеда Дзюнпей. — Я расскажу вам, как это вышло. Может, вам удастся стать достойным врачом, в отличие от меня.

— Такеда-сан, не говорите глупости, — перебил его я. — Многие врачи допускают ошибки. Мы ведь — не роботы. Любой человек может сделать что-то не так, как надо.

— Вы не понимаете, Кацураги-сан. Вижу, что не понимаете, — помотал головой он. — Но я расскажу вам.

Такеда сделал глубокий вдох, а затем заявил:

— Я убил человека.

Глава 23

Врач, который убил человека…

Да, я прекрасно понимал, как это трудно перенести. На моём опыте такого не было, но я знал многих лекарей и простых врачей, которые сталкивались с такой проблемой.

Ятрогения. Так это называется в медицинском сообществе. Ситуация, когда врач неумышленно наносит вред своему пациенту. Есть даже группа болезней, которые называются ятрогенными, то есть, вызванными врачами.

И к сожалению, от них невозможно избавиться. Даже прилежные, дисциплинированные специалисты могут допустить ошибку. От этого никто не застрахован. Не могу сказать, что это происходит очень часто, но всё же бывает. Убрать ятрогению можно только одним способом — полностью лишить мир профессии врача. Не будет медиков — не будет ятрогенных заболеваний.

Отсюда следует, что с этим явлением можно только смириться. К сожалению, с нагрузками, которые ложатся на врачей в современном мире, полностью искоренить эту проблему не получится.

Но ятрогения тоже бывает разной. Когда у пациента возникает аллергия на препарат, это очень лёгкая, сомнительная ятрогения. Когда пациенту становится хуже от лечения — это уже ятрогения средней тяжести.

Но когда хирурги забывают инструменты или вату в теле пациента, или же по вине врача и вовсе погибает человек, то это самая высшая степень ятрогении.

Убийство? Я бы так не сказал. Но многие могут с этим поспорить и будут правы.

— Что случилось с вашим пациентом, Такеда-сан? — спросил я.

— А вам до сих пор никто об этом не рассказал, Кацураги-сан? — вяло раскрыв глаза, спросил он.

— Я не интересовался. Всё-таки меня это не касается. Если вы не захотите рассказывать, то мы забудем об этой беседе, — уверил его я.

Но я чувствовал, что Такеда Дзюнпей очень хочет выговориться. И я не ошибся.

— Нет, Кацураги-сан, раз уж я сам начал этот разговор, то доведу его до конца, — вздохнул он и отпил сакэ прямо из бутылки.

Мой коллега скривился и поёжился, когда алкоголь достиг его желудка. Такеда уже чувствовал себя не лучшим образом, но я не стал его останавливать. Лишь чуть-чуть помогал его организму с помощью лекарской магии. Этого никто не мог заметить.

— Пенициллин, Кацураги-сан, — сказал он. — Вы ведь знаете, чем опасны антибиотики пенициллинового ряда?

— Часто у пациентов возникают на них аллергические реакции, — кивнул я.

— Верно. Это любой студент знает. Даже слишком любопытный школьник, который, опережая программу, лезет в темы фармакологии, может об этом знать, — заключил Такеда Дзюнпей.

Я уже начал догадываться, что произошло с пациентом моего коллеги, но было принято решение — не перебивать Дзюнпея. Это была исповедь, от которой врачу должно было стать лучше.

По крайней мере, я на это надеялся. К сожалению, психику лекарскими навыками я лечить не умел. Никто из магов-целителей в моём прошлом мире этому так и не научился.

— Однажды ко мне пришла пациентка, — начал рассказ Такеда. — Она была сестрой секретаря, который работает на девяносто пятом этаже. Типичная ситуация, Кацураги-сан. Внебольничная нижнедолевая пневмония! Я посоветовал ей госпитализироваться в инфекционное отделение. Мест у Окабэ Акиры тогда было навалом. Но, что вы думаете? Она написала отказ.

— Я часто встречаюсь с такими ситуациями, — кивнул я.

— Она сказала, что не может бросить работу. Даже не больничный уйти не может, — продолжил Такеда. — Сказала, что возьмёт отгул на три дня. Попросила меня, чтобы я привёл её в порядок за короткий срок. Понятное дело, таблетками это сделать невозможно. Но… Вот так «везение»! Она сказала, что умеет делать внутримышечные уколы. Сама себе колит витамины в бедро.

Я заметил, как Такеда Дзюнпей стиснул зубы. Он с трудом сдерживал нахлынувшие слёзы. Хоть вокруг нас вовсю полыхали огни праздника, мы с коллегой будто находились совсем в другом мире. Никто не видел нас, и мы не видели никого.

В комнате, заполненной десятками празднующих врачей, мы с Такеда Дзюнпеем чувствовали себя так, будто находились в зале вдвоём.

— Не помню точно, как всё тогда завертелось… — произнёс он. — Кажется, кто-то отвлёк меня звонком. Кацураги-сан, честное слово, я был уверен, что проверил аллергологический анамнез пациентки. Клянусь!

Такеда посмотрел мне в глаза, пытаясь найти там веру. И он её нашёл.

— Я положил трубку и назначил ей курс внутримышечных уколов антибиотиком. Цефтриаксоном, — объяснил Такеда. — А потом… Дома она уколола себе цефтриаксон и… Мне сообщили о произошедшем лишь через неделю, когда было проведено внутреннее расследование. К тому моменту я напрочь забыл, что принимал её у себя.

— Она умерла после первого укола? — спросил я.

— Анафилактический шок, — выдавил из себя Такеда Дзюнпей. — Пошла мощнейшая аллергическая реакция на антибиотик. Она жила одна. Едва смогла вызывать скорую. Но пока машина пыталась пробраться к ней через пробки, она умерла от удушья. Ей было всего тридцать пять лет, Кацураги-сан.

Такеда Дзюнпей не смог сдержаться. Слёзы полились по его щекам.

— Тридцать пять лет, Кацураги-сан… — повторял он. — Вся жизнь впереди! Если бы я тогда настоял, убедил её госпитализироваться…